![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
PS (поток сознания)
Jan. 31st, 2018 05:57 pmДурацкий европейский день памяти Холокоста в этот раз разозлил совсем.
Интересно, Коби вообще не знал о его существовании.
Думала о том, как забавно (на самом деле, конечно, печально) американские евреи отмежевываются от сионизма как идеи, и серьезно так, увлеченно. Их даже сложно обвинить в близорукости и неспособности извлечь уроки из истории - во-первых, это вообще свойственно всем людям всегда и везде, а евреям в особенности; во-вторых, истории они особо не знают, и часто не воспринимают холокост как нечто, имеющее к ним отношение. Это длинная больная тема, я к ней вернусь еще. Я все время к ней возвращаюсь.
Еще я думала о своей семье. Дедушка и бабушка ничего не рассказывали и на идиш между собой не говорили. Они до войны жили в Киеве, в войну их занесло в Сухуми, там и остались. Совсем недавно мама рассказала, что дед в конце 40-х поехал в Киев "на разведку" насчет вернуться, в первый же день при нем в трамвае громко попеняли старику-еврею, что его гитлер не добил, дед вернулся в Сухуми и сказал - в Киев ни ногой. Теперь понимаю, что бабушка с дедушкой хотели забыть это все, как страшный сон - не возвращаться в те места, не вспоминать, жить новую жизнь вперед.
У бабушки была родня в Киеве, часть эвакуировались и потом вернулись, часть погибли, мама знает о них совсем мало, из бабышки было ничего не выудить. А у деда было две родных сестры и два брата, сестры еще до войны уехали в Москву, прожили длинную жизнь, но не завели ни семей, ни детей, а братья оба погибли. Тоже относительно недавно мама упомянула, что у дедова брата Миши была жена и ребенок, он ушел на фронт, они остались в Киеве, и ничего о них не известно, даже как звали. Ну практически очевидно, что лежат в Бабьем Яру, и никаких концов не найти. А я ловлю себя на том, что часто думаю об этой молодой женщине с младенцем, они моя родня, и от них не осталось ничего, даже имен. А дед, и дедовы сестры, они же знали их имена! Почему они нам не рассказали? Такую маленькую малость, сохранить хоть кусочек памяти о человеке, ее же любил их брат, она же их семья, и все, что надо было - просто сказать нам, как ее звали. И других тоже. О которых мы не знаем не только имен, но и того, что они жили на белом свете.
Разговаривали с Экин про Европу и беженцев. Этот разговор заставил меня вспомнить свое давнее недоумение, когда я задалась вопросом, что же такое особенное для себя американцы находят в русской литературе, поковыряла-поискала чего-то, и обнаружила, что чуть ли не центральной темой числится вопрос Достоевского "Если Бога нет, то, значит, все можно?" Этот вопрос казался мне идиотским - и по-прежнему кажется. Но, глядя на европейцев, и вслед за ними американцев, я вдруг понимаю, что для них этот вопрос не праздный, и они всерьез его - нет, не думают, а живут. Хотелось бы обЪявить это моральным превосходством иудаизма над христианством, но все, конечно, гораздо сложнее. И печальнее.
Интересно, Коби вообще не знал о его существовании.
Думала о том, как забавно (на самом деле, конечно, печально) американские евреи отмежевываются от сионизма как идеи, и серьезно так, увлеченно. Их даже сложно обвинить в близорукости и неспособности извлечь уроки из истории - во-первых, это вообще свойственно всем людям всегда и везде, а евреям в особенности; во-вторых, истории они особо не знают, и часто не воспринимают холокост как нечто, имеющее к ним отношение. Это длинная больная тема, я к ней вернусь еще. Я все время к ней возвращаюсь.
Еще я думала о своей семье. Дедушка и бабушка ничего не рассказывали и на идиш между собой не говорили. Они до войны жили в Киеве, в войну их занесло в Сухуми, там и остались. Совсем недавно мама рассказала, что дед в конце 40-х поехал в Киев "на разведку" насчет вернуться, в первый же день при нем в трамвае громко попеняли старику-еврею, что его гитлер не добил, дед вернулся в Сухуми и сказал - в Киев ни ногой. Теперь понимаю, что бабушка с дедушкой хотели забыть это все, как страшный сон - не возвращаться в те места, не вспоминать, жить новую жизнь вперед.
У бабушки была родня в Киеве, часть эвакуировались и потом вернулись, часть погибли, мама знает о них совсем мало, из бабышки было ничего не выудить. А у деда было две родных сестры и два брата, сестры еще до войны уехали в Москву, прожили длинную жизнь, но не завели ни семей, ни детей, а братья оба погибли. Тоже относительно недавно мама упомянула, что у дедова брата Миши была жена и ребенок, он ушел на фронт, они остались в Киеве, и ничего о них не известно, даже как звали. Ну практически очевидно, что лежат в Бабьем Яру, и никаких концов не найти. А я ловлю себя на том, что часто думаю об этой молодой женщине с младенцем, они моя родня, и от них не осталось ничего, даже имен. А дед, и дедовы сестры, они же знали их имена! Почему они нам не рассказали? Такую маленькую малость, сохранить хоть кусочек памяти о человеке, ее же любил их брат, она же их семья, и все, что надо было - просто сказать нам, как ее звали. И других тоже. О которых мы не знаем не только имен, но и того, что они жили на белом свете.
Разговаривали с Экин про Европу и беженцев. Этот разговор заставил меня вспомнить свое давнее недоумение, когда я задалась вопросом, что же такое особенное для себя американцы находят в русской литературе, поковыряла-поискала чего-то, и обнаружила, что чуть ли не центральной темой числится вопрос Достоевского "Если Бога нет, то, значит, все можно?" Этот вопрос казался мне идиотским - и по-прежнему кажется. Но, глядя на европейцев, и вслед за ними американцев, я вдруг понимаю, что для них этот вопрос не праздный, и они всерьез его - нет, не думают, а живут. Хотелось бы обЪявить это моральным превосходством иудаизма над христианством, но все, конечно, гораздо сложнее. И печальнее.
