Гандлевский

Ходила на чтение стихов поэтом Сергеем Гандлевским. Он известный признанный поэт, живет в Москве.

Вообще я уже давно знаю, что не надо мне ходить на московских гостей, но в слова это еще не превратила, а мысль неизреченная не есть ложь, ее просто нет.
Я недавно хотела своему другу дать почитать русских стихов в переводах, и нашла сайт с прекрасными переводами - только вот стала выбирать стихи... а таких, которые что-то способны сказать американцу, и нет. Все загадочная русская душа, если про любовь - непременно томления и заламывания рук, если за жизнь - то в основном безысходность, общая тоска, чеховство, вызывают скорее недоумение, чем желание кому-то их показывать.

Гандлевский про любовь не читал, а про тоску и чернуху читал много, и еще про запои, тоже много.
Тест Бекдель его творчество не проходит ни разу - это мир суровых мужиков, занятых экзистенциальным томлением и запоями, а также чесанием воспоминаний о молодости, когда они могли выпить гораздо больше, и потому не томились. Женщины упоминаются в основном как часть чернушного антуража, где изнасилования школьниц - непременный аттрибут.
Мне этот мир совершенно неинтересен, и даже больше - сильно неприятен. И за пределами России его то ли нет, то ли никому не приходит в голову воспевать.

В следующее воскресенье пойду послушаю Владимира Гандельсмана, он 26 лет живет в США, и публиковаться начал уже здесь. Надеюсь, у меня с ним окажется более общий русский язык, чем с Гандлевским.

Вот, кстати, Гандельсман: http://somepoetry.livejournal.com/44585.html

А вот из Гандлевского: http://somepoetry.livejournal.com/44812.html

И внизу еще одно, сегодняшнее. Мне очень понравилась рифма "массивы-некрасивой".


* * *
Вот наша улица, допустим,
Орджоникидзержинского.
Родня советским захолустьям,
Но это все-таки Москва.
Вдали топорщатся массивы
Промышленности некрасивой —
Каркасы, трубы, корпуса
Настырно лезут в небеса.
Как видишь, нет примет особых:
Аптека, очередь, фонарь
Под глазом бабы. Всюду гарь.
Рабочие в пунцовых робах
Дорогу много лет подряд
Мостят, ломают, матерят.

Вот автор данного шедевра,
Вдыхая липы и бензин,
Четырнадцать порожних евро-
бутылок тащит в магазин.
Вот женщина немолодая,
Хорошая, почти святая,
Из детской лейки на цветы
Побрызгала и с высоты
Балкона смотрит на дорогу.
На кухне булькает обед,
В квартирах вспыхивает свет.
Ее обманывали много
Родня, любовники, мужья.
Сегодня очередь моя.

Мы здесь росли и превратились
В угрюмых дядь и глупых теть.
Скучали, малость развратились —
Вот наша улица, Господь.
Здесь с окуджававской пластинкой,
Староарбатскою грустинкой
Годами прячут шиш в карман,
Испепеляют, как древлян,
Свои дурацкие надежды.
С детьми играют в города —
Чита, Сучан, Караганда.
Ветшают лица и одежды.
Бездельничают рыбаки
У мертвой Яузы-реки.

Такая вот Йокнапатофа
Доигрывает в спортлото
Последний тур (а до потопа
Рукой подать), гадает, кто
Всему виною — Пушкин, что ли?
Мы сдали на пять в этой школе
Науку страха и стыда.
Жизнь кончится — и навсегда
Умолкнут брань и пересуды
Под небом старого двора.
Но знала чертова дыра
Родство сиротства — мы отсюда.
Так по родимому пятну
Детей искали в старину.
1980